О религиозно-мифологическом моменте в эпосе древних

О РЕЛИГИОЗНО-МИФОЛОГИЧЕСКОМ МОМЕНТЕ В ЭПОСЕ ДРЕВНИХ

[Письмо А.А.Суркову]

Товарищ Сурков, вот мои соображения по поводу "Соображений о читателе, типе и содержании журнала "Литучёба".

Вы предполагаете "раскрыть влияние религиозных представлений" "на характер и строй поэзии древних", пользуясь материалом "Илиады" и "Одиссеи", — мне думается, что начать нужно с Гезиода и с древнейших мифов Востока. Но и это ещё не начало. Мы обязаны ответить на вопрос, каковы были социальные мотивы происхождения религиозных представлений. Мы не можем пользоваться показаниями буржуазной науки по этому вопросу — мы обязаны искать и найти своё объяснение феномена. Почему и когда рождённая трудом мысль древности, организующая земной, житейский опыт, оторвалась от земли — в небеса, от хлебных злаков и трав — к звёздам, от разумного труда, эксплуатирующего бесчисленные богатства и силы материи, — к сверхразумному, сверхчувственному, к эксплуатации творческих сил людей? Археология показывает нам людей менее искусными в деле строительства жилищ, чем бобры, муравьи, пчёлы, осы. Затем она показывает их шлифующими камень, овладевшими искусством соединять свинец и медь, обрабатывающими железо; затем они изобретают из непрозрачной материи — прозрачную, стекло, открывают среди трав — лён. Эти открытия разделялись одно от другого, вероятно, тысячелетиями, но с каждым изобретением орудий и предметов самоохраны, самозащиты сроки между ними становились всё короче. В какое-то время боги Олимпа и Асгарда ходили по земле, и этот "факт" настолько глубоко врезался в память трудового народа, что ещё в XIX веке в Белоруссии ходил по деревням Христос, сопровождаемый "святыми". Вам, вероятно, известно, что, по моему мнению, которое я ведь не "из пальца высосал", боги древности, благоприятные людям, были мастерами и "героями труда". Нужно понять, почему эти боги переселились на небеса, а на земле заменили их враждебные людям чудовища, волшебники, Кащей Бессмертный, Лихо Одноглазое, Баба-Яга и пр. Почему Демокритово объяснение мира, данное почти за пятьсот лет до христианской эры, получило научное обоснование и практическое значение лишь через две тысячи четыреста лет, а микроскоп изобретён через двести лет после телескопа? Можно привести десятки фактов из области науки и техники, все эти факты будут говорить об одном и том же: в нашем мире издавна работали и работают две мысли, две силы, и одной из них боги когда-то нужны были как образы совершенства, как пример для подражания в труде, а другой — для укрепления её беззаконной власти, которая не находила на земле иного оправдания себе, кроме физической силы. Моя мысль будет понятна Вам, если Вы обратите внимание на "Доклад" мой и на дополнения к "Проекту программы для работы с начинающими писателями", — проекту, с которым "Литучёба", конечно, — и обязательно — должна считаться.

о полной власти над веществом и силами природы, считающее возможным изменять это вещество, взнуздывать эти силы в интересах людей. Всё это дано в сказках. Отзвуки этих стремлений, разумеется, можно найти и в "Калевале", "Гайавате", "Эдде", и нет никакой надобности искать в дружинном, раннефеодальном эпосе, ибо эпос почти исключительно посвящён восхвалению подвигов чудовищной физической силы князя, дружинника, рыцаря и скрытому противопоставлению этой силы творческой силе кузнецов, кожемяк, ткачих, плотников, — силе, которая одевала, обувала, вооружала князя и дружину, строила для них жилища. Несомненно, что, кроме былины о Микуле Селяниновиче, были и другие, в коих отмечались социальные противоречия между пахарем и князем, но от них остались только осколки и намёки. Для нас интересны не только столкновения по этой линии, а главным образом отражения чудесных подвигов труда в сказках о Василисе Премудрой, о Храбром портняжке и т.д., потому что "труду, производящему ценности", мы должны возвратить его значение как возбудителя художественного творчества, как основного источника искусства. Именно таков он был — таковым и должен быть у нас, где он работает на весь мир, работает как показатель дарований, талантов трудового народа и как возбудитель его "духовного", культурного роста. Предполагая пользоваться духовным стихом "как законченным воплощением религиозной функции песенного образа", Вы не должны забывать, что духовный стих — это церковный стих и участие трудового народа в творчестве этого стиха весьма сомнительно. Обратите внимание на следующее: от "языческих" религиозных воззрений, богатых всевозможными противоречиями, довольно слабо канонически и государственно организованных и — как "церковь" — почти не стеснявших свободу религиозного мифотворчества, — вы переходите к церкви христианской, организованной византийски хитроумно, строго и жёстко, о чём говорит её пятивековая жесточайшая борьба с "ересями", в дальнейшем — тысячелетний мрачный гнёт, а ещё ближе к нам — усердная помощь ей со стороны идеалистической философии.

"Духовный стих" для нас может быть интересен настолько, насколько в него просочились старинные влияния языческого фольклора, насколько он отражает влияния этого фольклора. Они — есть, точно так же, как в "житиях святых" христианской церкви есть чудеса, заимствованные из языческих сказок. Это свидетельствует о живучести древнего фольклора, но очень мало о религиозном творчестве трудового народа христианской эпохи. "Сон богородицы", "Стих об Алексии божьем человеке" и т.д. — это творчество одиночек, монахов, сердобольных "стариц", смущённых горем и невзгодами мира, и вообще безымянных "гуманистов" из среды ущемлённого жизнью мещанства. Наиболее богато дан духовный стих в сборниках Бессонова "Калики перехожие", но, разумеется, все стихи этого порядка правлены цензурой. Обращение с ними требует сугубой осторожности, её же требует и "антропоморфизм", который ещё нечем заменить в нашем языке, в нашем стремлении к олицетворению феноменов природы, а фольклор нужен нам именно как показатель изумительного мастерства олицетворять, образно мыслить. Я думаю, что, прежде чем говорить о богоборчестве, следует осветить вопрос о происхождении зла. Если б бог был — добро для всех, не было бы смысла кому-то бороться против него. Он был "добром" только для тех, кто нуждался в сверхразумном укреплении своей власти, и злом для разума, воспитанного процессами труда. Стало быть, его ввели в игру после того, как совершилось социальное разобщение, источник и возбудитель всякого зла. Значит — сначала нужно показать, как в процессе борьбы за жизнь совершилось расслоение людей на творящих и командующих и как последние создали бога в помощь себе. По линии богоборчества крайне важно ещё раз отметить языческое — совершенно лишённое мистики — представление трудмасс о боге. Бог — существо человекоподобное, на его волю можно действовать посредством молитвы, молитва дохристианской эпохи имела все признаки "заклинания", да и позднее сохранила их. Здесь надобно пользоваться пословицами, отзвуками очень старой социальной морали; пословицы обнаружат два отношения к богу: доверия к его милости и силам его и — недоверия. "Бог — справедлив", "Авель праведен, Каин грешен, а — оба убиты", "Адам прельщён женой, жена змеёй, оба — вон из рая, а змея — там".

"Без тебя, боже, червь сгложе".

"Без бога — ни до порога".

"Бог-то бог, да и сам не будь плох".

"За богом молитва не пропадёт".

"Плачься богу, а слёзы — вода".

"Молился, молился, а — гол, как родился" и т.д.

Пословицы вообще дают неисчерпаемый материал для освещения разнообразия взаимоотношений людей. Вот примеры: "Пред богом все равны", "Знай, сверчок, свой шесток", "Не в свои сани не садись" и т.д.

на барина не доносчик", "Господу нужно, чтоб люди жили дружно", а в одном из псалмов Давида сказано: "Врази мужу", то есть человеку, "вси домашние его", а древнеримская пословица говорит: "Сколько рабов — столько врагов". Показания пословиц тем более ценны, что они, так же как сказки, являются "переходящими" из страны в страну, от народа к народу; в массе русских пословиц мы имеем арабские, греческие, персидские, монголо-татарские, финские и т.д., а кроме того переводы из библии, из Деяний апостольских, из Ефрема Сирина, Златоуста и пр., так что "универсальность" пословиц подтверждается их древностью. Религии у Вас отведено так много места, как будто "от неё все качества", тогда как она "производное". Былинная поэзия интересна для нас как прославление подвигов физической силы короля Артура и рыцарей князя Владимира. По этой линии важно отметить следующее: в романском эпосе, который грамотная римская церковь весьма внимательно читала и правила, рыцари озабочены охраной "святого Грааля" и другими церковными делишками, а отношения рыцаря и пахаря отражены весьма слабо. В эпосе славянском, благодаря малограмотности московской церкви, мужик — богатырь Илья — стреляет по церковным главам, ушкуйник новгородский Васька Буслай кощунствует, отношения князя и крестьянина ярко даны организацией Ильёю "кабацкой голи", — момент очень поздний, может быть, отражающий "бунт Болотникова", — столкновением Вольги с Микулой, бессилием Святогора приподнять тягу земную. Допущенное кем-то толкование, что де Вольга "не в ту сторону тащил соху", надо бросить, это — смешно. Смысл былины не в том, что князь и дружинники будто бы не знали, как землю пашут, а — в тяжести крестьянского труда. Религиозных мотивов в русском — и вообще славянском — эпосе вы найдёте очень мало. Можно думать, что славянский эпос меньше засорен влияниями церкви, больше сохранил отзвуков языческой древности. А вот в разделе "Женский образ" можно найти бесчисленное количество фактов, которые отлично изобразят изуверское, садическое, грязное отношение церкви к женщине. Я пытался наметить эту тему в статейке, опубликованной "Большевиком", и мне думается, что было бы неплохо, пользуясь фактическим материалом этой статейки, дополнив его, елико возможно, дать в "Литучёбе" очерк "Женщина и религия" или "Отношение церкви к женщине". Этот очерк, будучи предпослан освещению "женского образа в литературе", весьма помог бы молодым людям понять причины их личного весьма непохвального отношения к женщине.

Мне кажется, если б удалось дать книжки 3—5, посвященных исключительно этим темам, молодым авторам была бы дана весьма вкусная духовная пища — нечто подобное "курсу лекций" по истории устной художественной литературы.

По поводу остальных намёток программы можно только мечтать о расширении оных.

Привет.

М.Горький


О РЕЛИГИОЗНО-МИФОЛОГИЧЕСКОМ МОМЕНТЕ В ЭПОСЕ ДРЕВНИХ
[ Письмо А.А.Суркову ]
п и с ь м о

Впервые напечатано после смерти автора в журнале "Литературная учёба", 1936, номер 7, июль.

В конце 1934 года заместитель редактора журнала "Литературная учёба" А.А.Сурков разработал (совместно с заведующим редакцией К.Я.Горбуновым) соображения о читателе и типе журнала, а также план содержания дальнейших выпусков. При этом особенно подробно был освещён раздел устного народного творчества. 30 декабря 1934 года "Соображения" были посланы М.Горькому.

В авторизованные сборники ответ М.Горького не включался.

Печатается по авторизованной машинописи, сверенной с рукописью (Архив А.М.Горького).

...если Вы обратите внимание на "Доклад" мой... -

...в сборниках Бессонова... -

Имеются в виду сборники "Калики перехожие. Сборник стихов и исследование П.Бессонова", вып.1-3, М.1861, вып.4-6, М.1863-1864.

-

Имеется в виду статья М.Горького "О женщине", напечатанная в журнале "Большевик", 1934, номер 7 от 15 апреля. См. в настоящем томе.