Амфитеатров - Горькому
1913. VII. 12
Дорогой Алексей Максимович.
Прочитал сейчас телеграмму в "К[иевской] м[ысли]"1
Возвращение М. Горького. (От наших корреспондентов).
Москва, 25 июня. Максим Горький подал прошение консулу о выдаче пропуска через русскую границу. Он скоро возвращается на родину.
Петербург. 25 июня. Сообщают, что Максим Горький вернется в августе и будет редактировать журнал "Просвещение" 2.
Правда или нет?
Искренно образован Вашим возвращением в Россию. И за Вас, и за русское общество. За Вас - почему, распространяться излишне. Какое счастье жить на родине и омыть себя живою водою ее - что уж говорить! То-то сейчас увидите, то-то понаблюдаете новую Россию, то-то ее напишете... Хорошо!
А русское общество и в особенности литературный мир и близко соприкосновенная с ним интеллигенция нуждаются в человеке, который бы сейчас взял на себя роль их совести и произвел бы в них, хотя бы уже одним своим присутствием и наглядным примером, ту моральную дезинфекцию, в которой, по-видимому, необходимость настала неотложная.
Прекрасный писатель и человек, В. Г. Короленко недостаточно популярен для целей такого центрального дезинфектора. Словом, хотите Вы или не хотите, а придется Вам принять власть, выпавшую из мертвой руки Толстого, и думаю, что возьмете Вы сие "скифетро" с большим даже правом, чем держал его покойник. Не художества ваши сравниваю, хотя и тут я "На дне" ни на что не променяю,-- а - как общественный демократический символ, Вы, для века нашего, больше, глубже и чище Льва Николаевича, который, как его не верти, все же был последний кающийся дворянин... Нужен обществу человек, который бы в настоящем смешении понятий, когда его спрашивают, хорошо это или дурно, мог бы спокойно, но твердо и властно сказать, что это вот хорошо, а это дурно, что так поступающие - со мною, а этак - против меня... Кроме Вас, другого такого человека я не вижу в России, в литературном мире, ибо Вы единственный, соединяющий громадную популярность с репутацией незапятнанной житейской, не говоря уже о политической, чистоты. Оба эти качества должны быть вместе, а в России у нас как-то жизнь сложилась так, что они всегда разъединены.
Если правда, что Вы так скоро едете, не проезжайте мимо, не повидавшись. Может быть, ведь, больше никогда не встретимся. Вы, попав однажды в Россию, вряд ли выберетесь в Европу - по крайней мере, добровольно, если не придется удирать. А я, чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что мне в России не бывать.
От Г[ермана] А[лександровича] имею известия о благополучном его странствии.
Тут у нас - о чем Вы, может быть, знаете из итальянских газет - разыгрался шпионский скандал, начатый Бурцевым в Париже. Посылаю Вам, на всякий случай, мое письмо из "Avanti"3. Бурцев был здесь. Итальянцы вели и ведут себя прямо трогательно. В прошлую субботу феццанцы устроили грандиозную антишпионскую демонстрацию, ходили со знаменем и музыкой, говорили речи. Клянутся и божатся, что не затихнут, пока не доведут дела до запроса в парламенте... Это хорошо было бы.
Я сдал предпоследнюю главу четвертого "Зверя" 4.
Сейчас весь завален работой по организации новых сборников "Энергия". Лето у меня вышло страшно тяжелое: расплатился за апрельский загул. Так-то вот и живет наш брат мастеровой.
Ваш А. А.
Примечания
1 В письмо вклеены вырезки из газ. "Киевская мысль".
2 См. ст. И. А. Ревякиной "Горький - редактор журн. "Просвещение"".
3 "Avanti", где было напечатано "Письмо А. В. Амфитеатрова по поводу установленной за ним агентами русской полиции слежки".
Русский текст этого письма был напечатан в газ. "Биржевые ведомости" (1913, No 13677, 31 июля, веч. вып.). "Мы, русские эмигранты, - писал Амфитеатров, - к этому, увы, привыкли. За мной следили в Риме, в Специи, в Париже и в Кави-Лаванья, о чем я в свое время уже писал, напечатав на столбцах "Avanti" текст телеграммы, с которой я обратился к министру президенту Джолитти, с просьбой защитить меня от русских шпионов".
"возмущает то, что власть русской полиции доходит до Италии, до этой действительно конституционной и либеральной страны <...> (страны Мадзини и Гарибальди)", которую он благодарит "за убежище и заботу".
4 Речь идет о четвертом томе "Зверя из бездны".