Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Н"

1. Женщина

Входимость: 1. Размер: 57кб.

Часть текста: степью ветер и бьёт в стену Кавказских гор; горный хребет — точно огромный парус и земля — со свистом — несётся среди бездонных голубых пропастей, оставляя за собою изорванные ветром облака, а тени их скользят по земле, цепляются за неё, не могут удержаться и — плачут, стонут... Деревья гнутся долу, словно бегут; кусты встряхивают ветвями, как собаки шерстью, и стелются по чёрной земле — она дымится вся в пыли, течёт не умолкая сухой шорох, свист и вой, щёлкают аисты, крякают сытые вороны, немолчно трещат степные сверчки, и, словно командуя всем, раздаются крики солидных, крупнорослых станичников. С голой степи мчится перебитая молотилками золотая солома, на площади нарядной казачьей станицы крутятся серые вихри, летают птичьи перья и сожжённый солнцем жёлтый лист. Торопливо появляется солнце, быстро исчезает, точно оно гонится за бегущей землёю и устало уже — отстаёт, тихо падая с неба в дымный хаос на западе, где тоже горы в снежных вершинах и краснеют сырые тучи, тяжёлые, как вспаханная земля. Порою между массами туч ослепительно сверкает седло Эльбруса и хрустальные зубья других гор — они вцепились в облака и пытаются удержать их. Так ясно чувствуешь бег земли в пространстве, что трудно дышать от напряжения в груди, от восторга, что летишь вместе с нею, красивой и любимой. Смотришь на эти горы, окрылённые вечным снегом, и думается, что за ними бесконечно широкое синее море и в нём гордо простёрты иные...

2. Н.Е.Буренин. Памятные годы (воспоминания). (Глава 3)

Входимость: 1. Размер: 17кб.

Часть текста: и рабочие, беззаветно преданные делу. Они действовали осмотрительно и в то же время решительно и смело. Каждую минуту им угрожала тюрьма, ссылка, каторга, но ничто не могло помешать им выполнять свой долг. В трудных условиях товарищи проявляли исключительную находчивость и самообладание. Одним из лучших наших транспортеров был рабочий Шлиссельбургской мануфактуры Дианов. Он никогда не падал духом, никогда не отступал от требований конспирации, какие бы трудности ни приходилось преодолевать. Однажды, приехав в Петербург, Дианов нагрузился литературой, чтобы отнести ее по указанному адресу. Но произошло недоразумение. Когда Дианов пришел на место, его «не признали». Видимо, Дианову дали неправильный адрес. Транспортер попытался отыскать нужный адрес, но сделать этого не смог. Уже поздно вечером он вынужден был явиться обратно на ту явочную квартиру, где получил литературу. Но опять неудача: к этому времени товарища, давшего ему литературу, здесь уже не было. Дианова встретили другие люди, совершенно ему незнакомые. Ни в какие переговоры они с ним не вступали и, как выяснилось позже, приняли его за шпика. Так Дианов и ушел с литературой обратно. Что же ему было делать? Он знал адреса товарищей, знакомых по подпольной работе, но идти к ним не мог, так как это противоречило правилам конспирации. Дианов не был уверен и в том, что его не выслеживают. Не мог он с литературой возвращаться и домой. Всю ночь Дианов, обмотанный листовками, блуждал...

3. Трое. Страница 6

Входимость: 1. Размер: 34кб.

Часть текста: — Ка-ак?.. — расправив рыжие усы, спросил обидчик. — Драться нельзя... — Да? Мигунов! Отведи его в часть! — спокойно приказал помощник. И тот же полицейский, который позволил Илье стоять у цирка, отвёл его в часть, где Лунёв и просидел до вечера. Столкновения с полицией бывали у Лунева и раньше, но в части он сидел ещё впервые и первый раз ощущал в себе так много обиды и злобы. Лёжа на кровати, он закрыл глаза и весь сосредоточился на ощущении мучительно тоскливой тяжести в груди. За стеной в трактире колыхался шум и гул, точно быстрые и мутные ручьи текли с горы в туманный день. Гремело железо подносов, дребезжала посуда, отдельные голоса громко требовали водки, чаю, пива... Половые кричали: - Сичас! И, прорезывая шум дрожащей стальной нитью, высокий горловой голос грустно пел: Я-а не ча-ял... тебя измыкати... Другой, басовой и звучный, утопая в хаосе звуков, подпевал негромко и красиво: А-ах, измыкал я-а... сво-ою мо-лодо-ость. Кто-то закричал так, точно горло у него было деревянное, высохшее, с трещинами: - Вр-рёшь! Сказано: «Яко соблюл еси слово терпения моего, и аз тя соблюду в годину искушения»... - Сам врёшь, — отчетливо и горячо возражали ему, — там же сказано: «Понеже тепл еси, а не студен еси, ниже горящ — имам ти изблевати из уст моих»... вот! Что, взял?.. Раздался громкий хохот, и за ним посыпалась визгливая дробь: - А я её — по личику, а я её — по нежному! да в ухо ей, да в зубы ей! ...

4. Исповедь

Входимость: 1. Размер: 33кб.

Часть текста: на ступени часовенки, где схоронена была старая барыня Лосева, а найден я был Данилой Вяловым, садовником. Пришёл он рано утром в парк и видит: у двери часовни дитя шевелится, в тряпки завёрнуто, а вокруг кот дымчатый ходит. У Данилы прожил я до четырёх лет, но он сам многодетный был, кормился я где попало, а когда пищи не найду, — попищу, попищу да голоден и засну. Четырёх лет взял меня к себе дьячок Ларион, человек одинокий и чудесный; взял он меня для скуки своей. Был он небольшого роста, круглый и лицо круглое; волосы рыжие, а голос тонкий, подобно женскому, и сердце имел тоже как бы женское — до всех ласковое. Любил вино пить и пил помногу; трезвый молчалив бывал, глаза полузакрыты всегда, и вид имел человека виноватого пред всеми, а выпивши — громко ирмосы и тропари пел, голову держал прямо и всякому улыбался. От людей в стороне стоял, жил бедно, надел свой попу отдал, а сам, зиму и лето, рыбу ловил да — забавы ради — птиц певчих, к чему и меня приучил. Любил он птиц, и они не боялись его; умилительно вспомнить, как, бывало, бегает поползень — птица очень дикая — по рыжей голове его и путается в огневых волосах. Или сядет на плечо и в рот ему заглядывает, наклоняя умную голову свою. А то ляжет Ларион на лавку, насыплет конопли в голову и в бороду себе, и вот слетятся чижи, щеглята, синицы, снегири — роются в волосах дьячка, по щекам лазят, уши клюют, на нос ему садятся, а он лежит и хохочет, жмуря глаза да ласково беседуя с ними. Завидовал я ему в этом — меня птицы боялись. Нежной души человек был Ларион, и все животные понимали это; про людей того не скажу — не в осуждение им, а потому, что, знаю, — человека лаской не накормишь. Зимою трудновато бывало ему:...

5. О писателе, который зазнался

Входимость: 1. Размер: 24кб.

Часть текста: сырости. Дубам нужно её в меру. Здесь я рассказываю об одном писателе, который по дороге к цели своей неожиданно забрёл в трясину популярности, о том, как смешно и неловко он вёл себя, наглотавшись похвал толпы, и что произошло с ним, когда голова его закружилась от туманных испарений славы. Был он парень молодой, простодушный, но не совсем дурак и отличался от товарищей по ремеслу тем, что, всегда искренний, каждый день противоречил сам себе. Жил он в стране, литература которой пользовалась всемирной славой, и когда начал спотыкаться о первые признаки популярности, то отнёсся к ним с недоверием и подумал: «Странно — в трубы им трубят — не слышат, дудочка поёт — радуются!» Парень этот не был скромен, отнюдь нет! Но он знал себе цену, вот в чём дело... И ещё он знал, что в его родной стране нет народа, а есть только «публика», и что именно «публика» создаёт литературные и иные репутации, а народ живёт своим бытом, писателями пренебрегает, верит в колдунов, всю жизнь только работает, но всегда голодает и всю литературу, вместе с другими, любимыми «публикой» искусствами, в любой момент готов променять на мешок муки. Но хотя герой мой твёрдо знал всё это, однако — человек он был! К тому же все писатели — люди более или менее ограниченные. Он начал чувствовать, что ожесточённое внимание «публики» к его книгам — приятно ему. Он стал получать от читателей лестные письма. Один читатель писал: «Талантливый», другой, чёрным по белому, выводил: «Многоуважаемый», какая-то читательница написала просто, но сильно: «Душка! Спасибо!» — точно писатель-то шёлку на кофточку ей подарил. А один лавочник, торговавший книгами, прислал письмо следующего содержания: «М. Г. господин писатель! Будучи заинтересован, почему это публика так здорово покупает ваши многоуважаемые книги, я оные...