ТРЕТИЙ АКТ
Тотчас после ухода Железновой. П р о х о р курит сигару. Л ю д м и л а увлечённо ест бисквиты, макая их в блюдце с вареньем. Н а т а л ь я - рядом с Р а ш е л ь ю, в руке - рюмка. Рашель - задумчива.
П р о х о р. Вот так и живём, Рашель, - беспокойно живём. Полиция обижает. (Хохочет.)
Р а ш е л ь. Вы - уже городской голова?
П р о х о р. В мечтах побывал на этом пункте, а потом сообразил - на кой чёрт мне нужна обуза сия? Поживу лучше вольным казаком...
Н а т а л ь я. Неверно это! Казак вы - не вольный. И от выборов отказались из трусости.
П р о х о р. Ужас, до чего Наталья любит обижать меня. И вообще - всех... Молодая, а уже - ведьма. Очень похожа... Мм-да! Однако она верно сказала - я человек осмотрительный. После смерти капитана...
Н а т а л ь я. После смерти отца пошли слухи, что он отравился... Даже что мы отравили его, чтобы не позориться на суде.
Л ю д м и л а. Глупости какие!
П р о х о р (беспокойно). Вот именно - глупости! И дело-то это паскудное прекращено было прокурором...
Н а т а л ь я. За недоказанностью обвинения... А дядя испугался слухов, подумал – не выберут его в головы.
П р о х о р. Довольно, Натка!
Н а т а л ь я. А следовало идти против слухов, против людей...
П р о х о р. Она - всегда вот так, - против!
Р а ш е л ь (гладя руку Наталье). Так и надо!
Н а т а л ь я. Рашель, если обвинение не доказано, это ведь ещё не значит, что обвиняемый не виноват?
Р а ш е л ь. Да, не значит.
Н а т а л ь я. Дурой, как Людмила Железнова.
Л ю д м и л а. Напрасно ругаешь, ведь я не рассержусь! Ой, Рашель, я как не люблю всё это... злость и всякое такое...
Н а т а л ь я. Она бисквиты с вареньем любит!
Л ю д м и л а. А тебе завидно, что люблю? Ты злишься потому, что у тебя аппетита нет. Ела бы побольше, так не сердилась бы!
П р о х о р (поет). «Я не сержусь, хоть больно ноет грудь». Кроме бисквитов и всяких сладостей, Людмилка обожает что-нибудь военное и чтобы - с перьями, как у индейцев.
Л ю д м и л а. И вовсе это неправда.
П р о х о р. Вот что, - давайте-ка пошлём к чёртовой матери всё это: семейность, прошлое и - всё вообще. Сочиним маленький кавардак, покуда хозяйки нет! Я тебе, Рахиль, плясуна покажу, эх ты! Ахнешь! Ну-ка, Люда, зови Пятёркина...
Л ю д м и л а. Вот это хорошо!
П р о х о р. С гитарой! (К Рашели.) Когда к сыну поедешь?
Р а ш е л ь. Он далеко?
П р о х о р. Двадцать три версты, двадцать пять. Утешный человечек. Здоровьишко слабое, а - хорош!
Р а ш е л ь. Бабушка не хочет отдавать его мне.
П р о х о р. Это она - правильно! Тебе сын - ни к чему, при твоей беглой жизни.
Р а ш е л ь. А ты как думаешь, Ната?
Н а т а л ь я. Требуй, чтоб отдала. Не будет отдавать - выкради!
П р о х о р. Ого!
Н а т а л ь я. Да, да - выкради, увези, спрячь. Ты - видишь, какие мы все! Ты же видишь...
Р а ш е л ь. Выкрасть... Увезти. Это я не могу сделать.
Н а т а л ь я. Почему?
Н а т а л ь я. Серьёзнее сына? Да? Зачем же ты родила, если у тебя есть дело серьёзнее? Зачем?
Р а ш е л ь. Да, это моя ошибка!
Н а т а л ь я. А - какое дело? То, о котором ты говорила... два года тому назад. Я – помню... Очень помню.
Р а ш е л ь. Но - не веришь?
Н а т а л ь я. Не верю.
Р а ш е л ь. Это потому, что не понимаешь. А для меня - нет жизни вне этого дела. И пусть я потеряю... никогда не увижу Колю...
П р о х о р. Постой! Выкрасть - это дело! Это, Раха, замечательно! Ух, сестре – вилка в бок! Рашель, действуй! Мы с Наткой поможем тебе, честное слово. У меня есть Пятёркин – он всё может!
Р а ш е л ь. Перестаньте!
П р о х о р. Алёшка Пятёркин? Да он - архиерея украдёт, не то что мальчика!
Р а ш е л ь. Играть моим сыном...
П р о х о р. Вот он, Пятёркин, храбрый воин - в обозе служил! Лёшка, «птичку божию» делаем! Для заграницы, для Европы - понял? Чтобы - безупречно!
(Прохор берёт из рук Пятёркина гитару, пробует строй. Людмила принесла бубен ибалалайку, бубен дала сестре.)
П р о х о р. Девицы, с тихой грустью! Особенно - бубен! Он гудит, а не бухает...
Л ю д м и л а. Знаем.
П р о х о р. Начали. (Запевает, как всегда, на «шестый глас», Людмила, Пятёркин – вторят.)
Птичка божия не знает
Ни заботы, ни труда.
Птичка жить нам не мешает
Долгу ночь на ветке дремлет
Солнце красное взойдёт –
Птичка гласу бога внемлет,
Встрепенётся и поёт:
- Барыня, барыня!
Сударыня барыня!
Ты скажи нам, барыня,
Чего тебе надобно? Лёшка! Дёргай! Делай! Зверски делай! Дико! И – эх ты-и!
Шла барыня из Ростова
Поглядеть на Льва Толстого,
А барыня из Орла –
Неизвестно куда шла!
Барыня...
(Пятёркин пляшет «Барыню» отлично и смешно. Людмила поёт увлечённо. Прохор – ввосторге. Наталья механически бьёт в бубен и смотрит на Рашель. Рашель сидит, как во сне.)
У барыни есть дела,
За границу ездила.
В славном городе Париже
Ей француз попался рыжий.
Н а т а л ь я. Довольно!
П р о х о р. Почему?
Н а т а л ь я. Не хочу.
Л ю д м и л а. Фу, какая капризная!
(Рашель встала, отошла прочь; Наталья не спеша - за ней; остановились у окна.)
Н а т а л ь я. Ну что?
Р а ш е л ь. Ужасно.
Н а т а л ь я. Я бы убила сына, но не оставила здесь.
Р а ш е л ь (обняла её за плечи). Не могу я увезти его... за границу без помощи Вассы Борисовны.
Н а т а л ь я. Дядя устроит. Он рад чем-нибудь ударить мать. Выкрадет - спрячем. Потом переправим к тебе.
Р а ш е л ь. Куда? Я не знаю, где буду жить. Если удастся вернуться в Швейцарию – проживу там несколько недель... Мне нужно жить в России. У меня нет возможности воспитывать Колю. А там, в Лозанне, у сестры - хорошо было бы...
П р о х о р (остановил Пятёркина, кричит). Не понравилось?
Р а ш е л ь. Нет.
П р о х о р. Не чувствуешь искусства!
Р а ш е л ь. И поёте вы нестерпимо...
П р о х о р. Виноват. По линии выпивки, а также игры в преферанс - почти непобедим, но к пению - не приспособлен природой. Душа - мягкая, а горло - сухое, хрустит. Пятёркин – ступай вон, бездарная личность, не понравились мы! Рашель, идём ко мне, я тебе коллекцию замков покажу.
Р а ш е л ь. Я видела её.
П р о х о р. Когда? Ты теперь посмотри! У меня тридцать семь амбарных, четыре крепостных, сорок два сундучных с музыкой. Этого ты нигде не увидишь. И - кроме того, идём! Два слова скажу... Важных. (Берёт её под руку, уводит, она следует за ним неохотно.)
Н а т а л ь я (посмотрев на сестру). Ты что?
Н а т а л ь я. Иди.
Л ю д м и л а. Скучно. Плакать хочется.
Н а т а л ь я. Иди, ляг, поплачь и усни.
Л ю д м и л а. Так всегда бывает. Дождусь Васи, я не люблю, когда её дома нет.
Н а т а л ь я. Ты всё чаще её называешь Васей.
Л ю д м и л а. Потому что люблю, а ты не любишь.
Н а т а л ь я. А я - не люблю.
Л ю д м и л а. Она это знает.
Н а т а л ь я. Да, ещё бы не знать.
Л ю д м и л а. А ты на неё похожа, похожа!
Н а т а л ь я. За то мы и не любим друг друга.
Л ю д м и л а. Она тебя любит.
Н а т а л ь я. Мучить любит.
Л ю д м и л а. Ты сама её мучаешь.
Н а т а л ь я. Ну и я.
Л ю д м и л а. Какая ты... глупая! И дядя тоже глупый - советует украсть Колю.
Н а т а л ь я. Ты об этом не говори матери.
Л ю д м и л а. Конечно - скажу.
Н а т а л ь я. Зачем?
Н а т а л ь я (вздохнув). Блаженная ты у нас... Выродок. Ни на кого не похожа.
В а с с а (входит). Что это - ругаетесь?
Л ю д м и л а. Нет, просто разговариваем.
В а с с а. Крупно разговариваете. Прохор сигару курил - сколько раз просила не курить сигар у меня. Наталья, кажется, слишком выпила.
Н а т а л ь я. Ещё держусь на ногах.
В а с с а (наливая портвейн). Чай холодный? Налейте мне.
(Наталья наливает.)
В а с с а. Семьсот рублей, как в печку бросила. Везде - взяточники. Продажные души. Что вы тут делали?
Н а т а л ь я. Чай пили.
Л ю д м и л а. Пятёркин плясал. Дядя уговаривал Рашель украсть Колю.
В а с с а. Ишь, какой забавник! А - она что?
Л ю д м и л а. Не согласилась. Она стала скучная. Хуже стала, чем была. Неприятная. Умные - все неприятные.
В а с с а. Так. А я, по-твоему, - дура?
Л ю д м и л а. Ты - не дура, не умная, а просто человеческая женщина.
В а с с а. Уже и не знаю, что это значит? Хуже дуры? Ну, пусть будет так – человеческая женщина. Отнеси самовар, скажи, чтобы подогрели. Наталья - хочешь за границу съездить?
Н а т а л ь я. Да, хочу. Вы это знаете.
В а с с а. Можешь. Возьмёшь Анну.
Н а т а л ь я. С Анной - не поеду.
В а с с а. Почему?
В а с с а. Одну - не пущу. Эх, девка...
Н а т а л ь я. Да.
В а с с а. Нет у меня времени поговорить с тобой.
Н а т а л ь я. А Кольку воспитывать - найдёте время?
В а с с а. Ему - мало надо.
Н а т а л ь я. Нет, больше, чем мне.
В а с с а. Поезжай с Анной, Фёдора увидишь.
Н а т а л ь я. Это меня не соблазняет.
В а с с а (орёт). Дьявол! Молчать!
Н а т а л ь я. Хорошо... Молчу.
Р а ш е л ь (входит). Что это вы?..
В а с с а. Да, да - зря крикнула. Зря. Разволновали меня, даже сердце колет... Ну что, Рашель? Прохор предлагал украсть Колю?
Р а ш е л ь. Он выпивши.
В а с с а. Он и трезвый - может... Вы, девицы, шли бы спать, поздновато, а?
Л ю д м и л а. А - ужинать?
В а с с а. Про ужин я забыла. Пить хочу. Пить, горячего чаю. Ну, идите, пусть накрывают на стол. Что, Рашель, как?
Р а ш е л ь. Слушайте-ка, Васса Борисовна, отдайте сына, я его отправлю за границу...
В а с с а. Снова, значит, спорить хочешь? Нет, не отдам!
Р а ш е л ь. Я совершенно не могу себе представить, что вы будете делать с ним? Как воспитывать?
Р а ш е л ь. Выучите не тому, что должен знать честный человек. Жить Коля будет в этом доме с балалайками, с гитарами, с жирной пищей, полупьяным Прохором Храповым, с двумя девицами: одна - полудитя, другая - слишком озлоблена. Васса Борисовна, я неплохо знаю ваш класс и здесь, в России, и за границей, - это безнадёжно больной класс! Живёте вы автоматически, в плену хозяйств, подчиняясь силе вещей, не вами созданных. Живёте, презирая, ненавидя друг друга и не ставя перед собой вопроса - зачем живёте, кому вы нужны?.. Даже лучшие, наиболее умные люди ваши живут только из отвращения к смерти, из страха перед ней.
В а с с а. Всё пропела? Ну - отдохни, послушай меня. Чего не понимаю я в тебе – так это вот чего: как это выходит, что смелый твой умишко и слеп и хром, когда ты о жизни говоришь? Класс, класс... Милая, Гурий Кротких - управляющий пароходством моим – насчёт класса лучше твоего понимает: революции тогда законны, когда они этому дурацкому классу полезны. А ты о какой-то беззаконной революции толкуешь... о надземной какой-то. У Кротких - дело ясно: социалисты должны соединить рабочих для интереса промышленности, торговли. Вот как он предлагает, и это - правильно! Он не дурак... в этом, а вообще в делах ещё глуп.
Р а ш е л ь. Его фамилия - Кротких? Ну вот, сообразно его фамилии он и проповедует воспитание пролетариев кроткими. Он - не один такой. Такие - весьма часто встречаются. И, как верным рабам вашим, вы позволяете им подниматься довольно высоко...
В а с с а. Ты пойми - мне, Вассе Храповой, дела нет до класса этого. Издыхает, говоришь? Меня это не касается, я - здорова. Моё дело - в моих руках. И никто мне помешать не может, и застращать меня ничем нельзя. На мой век всего хватит, и внуку очень много я накоплю. Вот и весь мой разговор, вся премудрость. А Колю я тебе не отдам. Давай - кончим! Ужинать пора. Устала я.
Р а ш е л ь. Не буду я ужинать. Противен мне хлеб ваш... Где я могу отдохнуть?
В а с с а. Иди. Наталья укажет. (Поднимается со стула с трудом. Снова села, зовёт.) Анна! (Ответа нет.) Хлеб мой противен ей... Кто посмел бы сказать мне этак? Ух... язва! (Звонит.)
П о л я. Вы звонили?
В а с с а. Чёрт из-под печи. Где Анна?
П о л я. У барышень.
В а с с а. Позови. (Сидит, прислушиваясь к чему-то, щупает шею, покашливает. Анна.) Что тут было без меня?
А н н а. Прохор Борисович предложил выкрасть Колю.
В а с с а. Сам предложил?
А н н а. Да. Сначала сказал: «Правильно - тебе сын ни к чему», а потом вдруг обрадовался: «Это, говорит, сестре вилка в бок».
В а с с а. А как Наталья?
А н н а. Это она предложила выкрасть...
В а с с а. Путаешь! Врёшь!
А н н а. Я - не путаю, так было: когда Рашель Моисеевна сказала, что вы Колю оставляете за собой, Прохор Борисович сказал: «Правильно», а когда Наташа предложила: «Выкради», так и он тоже...
В а с с а. Так. Ему - только бы укусить меня. Хоть за пятку, да укусить.
А н н а. «У меня, говорит, Пятёркин не то что ребёнка - архиерея украсть может».
А н н а. Совершенно гнусный раб! Ни чести, ни совести. И - такой дерзкий, такой жёсткий...
В а с с а. Смягчим.
А н н а. Нездоровится вам?
В а с с а. А - что?
А н н а. Лицо такое.
В а с с а. Дочери - ничего не заметили в лице. Ладно. За границу поедешь, Анна.
А н н а (изумлённо). Я?
В а с с а. Ты. С Натальей. А может, и одна.
А н н а. Господи, как я рада! Даже и благодарить вас... нет слов!
В а с с а. И не надо. Ты - заслужила. Ты никогда не врёшь мне?
А н н а. Никогда.
В а с с а. Ну то-то... Фёдору письмо отвезёшь. Наталье письмо - не показывай. Тотчас напишешь мне - как Фёдор. Врачей спроси. Немецкий язык помнишь?
А н н а. Да, да, помню.
В а с с а. Ну вот... Если Фёдор плох - дождёшься конца. Впрочем, после поговорим об этом, обо всём. А теперь - вот что: пойдёшь в жандармское управление, спросишь полковника Попова. Обязательно его найди! Чтобы вызвали. Скажи - спешное и важное дело.
А н н а. Васса Борисовна...
В а с с а. Ты - слушай! Скажешь ему, что ко мне приехала из-за границы Рахиль Топаз, эмигрантка. Он знает - кто это. Он её арестовывал. И что если нужно снова арестовать её, так пусть арестуют на улице, а в мой дом - не приходят. Поняла?
А н н а. Да, только... как же?
В а с с а. Ты - слушай, слушай! Если придут в дом, так будет ясно, что выдала её ты. Или - я. И не хочу я, чтоб снова по городу слухи дурацкие пошли. Ну, поняла?
А н н а. Я - не могу...
А н н а. Не могу решиться.
В а с с а. Жалко? А Колю - не жалко? Её всё равно арестуют, не завтра, так послезавтра. Что ж ты отказываешься услужить мне? Странно! И - не верю!
А н н а. Да - нет же, господи боже мой! Я за вас жизнь отдам! А за что я буду жалеть еврейку эту? Вы знаете - она меня презирала.
В а с с а (подозрительно). Чего же ты бормочешь, а? Не понимаю!
А н н а. Боюсь я ночью идти к ним, к жандармам.
В а с с а. Ну, вот глупости какие... Что они - сожрут тебя? (Смотрит на часы.) А, пожалуй, верно - время позднее. Попов где-нибудь в карты играет. Ладно. Ты это завтра утром сделаешь. Пораньше - часов в семь. Настоишь, чтобы разбудили его.
А н н а. Вот - уж благодарю вас... (Хватает руку, целует.)
В а с с а (отирая руку об юбку). Дурёха, даже вспотела, - капает с лица-то у тебя...
(Анна вытирает лицо.)
В а с с а. Рашель всё пугает меня, квакает: класс, класс! Какой класс? Это я - класс! Меня она и ненавидит. Да. Меня. Сына увела, как цыган - коня. Ну - а сына не получит, нет! (Замолчала, думает.) Что-то мне нездоровится. Устала, что ли... Завари малины!
Л ю д м и л а. Вася, ужинать!
В а с с а. Любишь ты поесть...
Л ю д м и л а. Да, люблю! Очень.
В а с с а. А я тебе приятное приготовила... Не для еды, а для жизни.
Л ю д м и л а. Ты - всегда...
В а с с а. Решила: покупаю у старухи Кугушевой дом - вот садик-то наш разрастётся, а?
Л ю д м и л а. Мамочка, ой, как хорошо!
В а с с а. То-то! Молодой князёк, видно, в карты проигрался...
Л ю д м и л а. Хорошо как! Господи...
Л ю д м и л а. Когда ты это успеваешь? Идём, идём ужинать.
В а с с а. Я - не хочу, нездоровится мне. Сейчас напьюсь малины и лягу. Ужинайте без меня!
Л ю д м и л а. А - чай?
В а с с а. Да, самовар подайте сюда, пить хочу. Рашель там?
Л ю д м и л а. Заперлась в жёлтой комнате, тоже не хочет ужинать. Какая она неприятная стала. Важная!
В а с с а. Ну иди, Людка, иди... (Осталась одна. Двигается по комнате осторожно, как по льду, придерживаясь за спинки стульев, покашливает, урчит.) Дела... Растут дела... (Хочет сесть, но не решается. Стоит спиной к двери.) Доктора, что ли, позвать?
(Пятёркин, выпивший, встрёпанный ещё больше, волосы - дыбом, показывает хозяйкеязык, делает страшную рожу. Взял гитару, задел басовую струну.)
В а с с а (вздрогнув). Ох... Что это? Кто... Чего тебе?
В а с с а. Пошёл вон, чёрт...
П я т ё р к и н. Иду. А как же?.. Я - не собака, в барских комнатах не живу.
В а с с а. Дурак... какой... чёрт... (Грузно садится на тахту, хочет расстегнуть ворот кофты, валится на бок. Несколько секунд тишина.)
А н н а (поднос в руках, на подносе - чайник, чашки). В спальню отнести? (Постояла, ожидая ответа. Поднос в руках её дрожит, дребезжит чашка. Осторожно поставила поднос на стол, наклонилась, взглянула в лицо. Моментально выпрямилась, громко шепчет.) Господи, господи... Васса Борисовна... Вы - что? (Прислушалась, бросилась к рабочему столу, открыла один ящик. Роется, нашла деньги, суёт за пазуху себе. Открыла шкатулку на столе, там тоже деньги, прячет их, нашла ключи, прячет их в карман, крышка шкатулки звучно хлопает. Анна бежит прочь из комнаты. Пауза. Наталья быстро входит, за ней - Прохор. Постепенно являются: Анна, Поля, Пятёркин.)
П р о х о р. Ух ты... Железнов - в одночасье, теперь - она! Опять начнёт город чепуху молоть... Ф-фу... Вот уж... Чёрт...
Н а т а л ь я. Молчите!
П р о х о р. Что там молчать! Ната, нужно за Анной следить. Ключи нужно. Ключ от сейфа. Она всё знает, Анна! Погляди в кармане юбки, нет ли ключа...
Н а т а л ь я. Не хочу. Уйдите.
А н н а (в слезах). Наталья Сергеевна - Людочка в обмороке...
Н а т а л ь я. Позвони доктору...
А н н а. Позвонила. Господи, что делать будем?
П р о х о р. Ключи - где? От сейфа ключ?
А н н а. Надо ли говорить ей, Наталья Сергеевна?
Н а т а л ь я. Вы... сволочь! (Быстро ушла.)
А н н а (всхлипнув). За что-о?
П р о х о р. Ну, ты... не тово, не раскисай! Ключ от сейфа! Где?
П р о х о р. Получишь сколько стоишь...
А н н а. Всю молодость мою отдала вам. Вот он, ключ!
П р о х о р (идёт к сейфу, говоря Пятёркину). Лёшка, не пускай никого... Постой... Что такое? (С явной радостью.) Да ведь я опекуном несовершеннолетних буду! Чёрт те взял! Чего же это я? А? (Усмехается, глядя на Анну.) Пошла вон, Анка! Конец твоей кошкиной жизни! Иди к чертям! Завтра же! Надоела ты мне, наушница, надоела, стервоза!
А н н а. Прохор Борисович, покаетесь! Напрасно вы это...
А н н а. Нет, позвольте! Я имею кое-что...
П р о х о р. Да, да! Имеешь, знаю! О том и говорю...
(Рашель, Наталья.)
Р а ш е л ь (Прохору, который роется в бумагах на столе). Воруете?
(Поля ведёт Людмилу.)
Л ю д м и л а (вырвалась, бросается на тахту). Мама! Ма-ама!
Р а ш е л ь. Своё! Что у вас - своё?
Занавес